РОМАН РУВИНСКИЙ
Текст доклада, озвученного в рамках Международного круглого стола «Качество правовой среды в мире высоких технологий: российский и зарубежный опыт» (Московский государственный юридический университет им. О.Е. Кутафина, г. Москва, Россия, 3 июля 2020 г.). Ранее не публиковался.
Современные технологии не только оказывают заметное воздействие на привычки и образ жизни отдельных индивидов, но и кардинальным образом видоизменяют всю социальную среду, в которой действуют граждане, организации, государственные органы и их должностные лица. Использование алгоритмов анализа «больших данных» и распознавания лиц, а также современных средств коммуникации делает возможным такой социальный дизайн, о котором политики и управленцы предшествующих эпох могли только мечтать. Одной из наиболее любопытных инноваций, способных до неузнаваемости трансформировать правовую среду и облик правовой системы в целом, является применение новейших технологий в области организации и обеспечения контроля за поведением субъектов в сфере правового регулирования. Здесь, как представляется, особого внимания заслуживает опыт Китайской Народной Республики, с 2007 г. внедряющей так называемую «систему социального кредита» (社會信用體系 / shehui xinyong tixi, далее – ССК).
Цель построения ССК была впервые официально провозглашена в заключении Секретариата Государственного Совета КНР № 17 от 23 марта 2007 г.[1] Изначально, как следует из данного документа, китайские власти руководствовались преимущественно экономическими соображениями: потребностью борьбы с уклонениями от уплаты долгов по налогам и займам, мошенническими операциями в бизнесе, продажей фальсифицированной продукции. Со временем, однако, произошел сдвиг с финансово-экономической составляющей проекта к его более широкому пониманию и применению. ССК стала рассматриваться как инструмент обеспечения прозрачности и безопасности коммерческих отношений, повышения доверия к судебной системе КНР и госаппарату в целом (посредством усиления контроля за исполнением судебных решений и борьбы с коррупционным поведением госслужащих), а также социального доверия (создание безопасных условий деятельности граждан в трудовой сфере, сфере социального обеспечения, в здравоохранении и образовании)[2].
Вопреки распространенному заблуждению, в настоящее время ССК не является единой платформой регулирования и контроля поведения субъектов, таким образом, говорить следует, скорее, не о системе, а о системах[3] или о проекте, в рамках которого развертываются и тестируются отдельные регулятивно-контрольные механизмы. На сегодняшний день ССК как проект включает в себя 1) объединенную систему наказаний и поощрений (охватывающие всю страну «черные списки» для «подрывающих доверие лиц» и «красные списки» для примерных граждан); 2) пилотные проекты рейтингования граждан и организаций, действующие пока лишь на локальном уровне и администрируемые государственными органами и/или коммерческими корпорациями (например, запущенная в июле 2018 г. в городе Сямынь система Bailu[4], или система финансового скоринга Baihang Zhengxin, 36% уставного капитала которой владеет подчиненная Народному Банку КНР Национальная ассоциация интернет-финансов, а по 8% – 8 частных компаний, имеющих свои пилотные скоринговые проекты, в т.ч. Sesame Credit и Tencent Credit).
На Западе сложился своего рода стереотип, выражающийся в описании китайской ССК в духе оруэлловской антиутопии с её зловещей фигурой всевидящего «Большого Брата». Такой взгляд является ошибочным, но только отчасти. Как можно судить из анализа документов, официально опубликованных китайскими властями, ССК (по крайней мере, пока) не имеет непосредственного отношения ни к развернутой по стране сети камер наблюдения, способных распознавать лица людей и фиксировать правонарушения в общественных местах, ни к проекту «Золотой щит» (более известному в России как «Великий китайский файрволл»)[5], ни тем более к созданию «лагерей перевоспитания» в районах с преимущественно мусульманским населением[6]. В то же время (и данный факт уже отмечался учеными[7]), ССК тесно переплетена с данными контрольными механизмами, поскольку так же, как и они, является частью более широкого управленческого проекта, направленного на укрепление государственной безопасности и предсказуемости социальных взаимодействий.
Как отмечает один из европейских исследователей китайской ССК, фундаментальной целью ССК является введение кибернетических механизмов поведенческого контроля, позволяющих наблюдать за индивидами и организациями, своевременно предотвращая нежелательные последствия их действий[8].
В значительной степени предотвращение социально вредного поведения в рамках ССК основывается на техниках аккумулирования и распространения информации о «подрывающих доверие лицах». Для этой цели в октябре 2015 г. Государственный комитет по делам развития и реформ КНР запустил Национальную платформу обмена кредитной информацией, объединившую данные 42 центральных министерств и ведомств, 32 местных администраций и полусотни участников рынка[9]. Предполагается, что государственные ведомства и даже коммерческие компании должны осуществлять обмен информацией[10] о «подрывающих доверие лицах» и учитывать данную информацию в своей деятельности, участвуя в реализации правоограничений в отношении указанных лиц вне и помимо мер юридической ответственности, предусмотренных для них законодательством. Так, перечень лиц, не исполняющих судебные решения, ведение которого осуществляется в КНР на основании постановления Верховного народного суда от 1 июля 2013 г.[11], предписано обнародовать различными средствами, в т.ч. путем публикации на соответствующих веб-сайтах и с помощью средств наружной рекламы (п. 3.1 Заключений относительно ускорения строительства кредитного надзора, механизмов предупреждения и наказания для лиц, подлежащих мерам принуждения за подрывающее доверие поведение, совместно утвержденных Канцелярией ЦК Компартии Китая и Главным управлением Государственного Совета КНР 25 сентября 2016 г.)[12]. Данное предписание не противоречит положениям китайских законов: статья 255 Гражданского процессуального кодекса КНР предусматривает возможность публикации данных о не исполняющих свои законные обязанности лицах в «публичной кредитной системе» и СМИ[13].
Что касается пилотных проектов начисления гражданам рейтинга за те или иные их поступки и поведенческие особенности, на данный момент трудно сказать, какую роль они играют в осуществлении социального контроля, поскольку принципы и алгоритмы работы таких скоринговых проектов до сих пор не опубликованы. Судя по всему, рано или поздно на базе одного из таких проектов, который предстоит избрать руководству КНР, будет развернута национальная система социального рейтингования (известно даже её предварительное рабочее название – Xinlian 信联, т.е. «Кредитный союз»[14]): в таком случае китайские граждане и организации окажутся в совершенно новых условиях, требующих взвешивать каждый шаг и следить за своими поведенческими привычками и коммерческими практиками.
По словам китайского юриста Синь Дая (Xin Dai), посредством ССК власти КНР пытаются стимулировать надлежащее исполнение правовых и иных социальных норм, в последние годы нарушавшихся наиболее часто[15]. Судя по всему, здесь проявляется одна из наиболее важных особенностей ССК: смешение права и морали, инкорпорация моральных норм в правовые формы и распространение государственного контроля на те сферы, которые обычно находятся за пределами сферы позитивно-правового регулирования.
Перспектива столкнуться с правоограничительными мерами вне механизма юридической ответственности в случае ухудшения кредитной истории или попадания в один из «черных списков», безусловно, воздействует на правовое поведение субъектов. С одной стороны, правовая среда, в которой взаимодействуют индивиды, организации и государство, становится гораздо более предсказуемой и, казалось бы, более дружелюбной по отношению к законопослушному субъекту. С другой стороны, такую среду сложно охарактеризовать иначе как стесняющую, давящую, коль скоро выбор субъектами вариантов поведения в сфере правового регулирования определяется в ней угрозой принуждения, выходящей далеко за рамки мер юридической ответственности в случае совершённого правонарушения[16]. Более того, настойчивое выделение «подрывающих доверие лиц» в качестве отдельной категории субъектов, красной нитью проходящее через многочисленные постановления Госсовета КНР, Верховного народного суда и других партийных и государственных органов КНР, заставляет задуматься о фактически узаконенном ранжировании граждан и хозяйствующих субъектов на примерных, законопослушных и пораженных в правах – ранжировании, которое не может не сказаться на взаимоотношениях между самими субъектами в повседневной жизни.
Современные технологии предоставляют большие возможности, однако таят за собой и опасности, которые могут дать о себе знать при некритичном отношении к ним. Уже сегодня можно обозначить весьма вероятные направления трансформации правовой среды в результате внедрения системы социального кредита в практику государственного управления:
- распространение государственного контроля на общественные отношения, ранее находившиеся за рамками правового регулирования (так, в городе Цинчжэнь китайской провинции Гуйчжоу с 2010 г. действует пилотный проект «Честные фермеры», направленный на поощрение «гармонии в семье», «добрососедских отношений» и «прилежного отношения к труду»[17]; проект, реализуемый с 2010 г. в городском округе Суйнин провинции Сычуань, предполагает учет заботы о старших при начислении гражданину социального рейтинга[18]);
- слияние государственной системы контроля и надзора со скоринговыми системами и системами поведенческого анализа, принадлежащими крупнейшим корпорациям, занятым в IT-секторе;
- создание в обществе нетерпимого отношения к лицам, по разным причинам оказавшимся в «черных списках», дискриминация таких лиц в повседневных отношениях, легализация разделения общества на своего рода «касты»;
- разрастание институтов государственного принуждения и юридической ответственности.
Данные изменения, благодаря использованию высоких технологий уже сегодня становящиеся реальностью, несомненно, ведут к коренной перестройке национальных правовых систем.
Еще недавно информация об инновациях в сфере управления, регулирования и контроля, поступающая из КНР, могла восприниматься в качестве эдакой «юридической экзотики», которую можно было легко объяснить путем отсылок к «тоталитарной», «социалистической», «азиатской» или какой угодно еще природе китайской правовой системы и китайского государственного режима. Сегодня, после подстегиваемого пандемией коронавируса SARS-CoV-2 резкого всплеска интереса к «китайскоподобным» надзорным механизмам и технологиям со стороны государственных деятелей России[19], США, стран Европы и Латинской Америки, такими самоочевидными отсылками уже невозможно отмахнуться от проблемы. Мы – на пороге масштабных трансформаций в правовой системе, и у нас пока еще есть возможность задать пределы использованию современных технологий в области социального. Решение о том, каков будет облик правовой (и, шире, социальной) среды, в которой придется жить нам и нашим детям, принимается уже здесь и сейчас. Задача, ответственность юристов сегодня состоит в том, чтобы дать происходящим трансформациям честную и дальновидную оценку.
[1] 国务院办公厅关于社会信用体系建设的若干意见 [Некоторые заключения Секретариата Государственного Совета КНР относительно построения системы социального кредита, 23 марта 2007 г.] // URL: http://www.gov.cn/zwgk/2007-04/02/content_569314.htm (дата обращения: 03.07.2020).
[2] 国务院关于印发社会信用体系建设规划纲要（2014-2020年）的通知 [Уведомление Государственного Совета относительно издания Плана построения системы социального кредита (2014-2020 гг.)] // URL: http://www.gov.cn/zhengce/content/2014-06/27/content_8913.htm (дата обращения: 03.07.2020).
[3] Впервые, по-видимому, внимание на это было обращено в: Kostka G. China’s social credit system and public opinion: Explaining high levels of approval // New media and society. 2019. Vol. 21. No. 7. P. 1565-1593.
[4] 快查查你的白鹭分！厦门市民个人信用发布！积分越高，生活越便捷！// URL: https://www.sohu.com/a/239995266_404507 (дата обращения: 03.07.2020).
[5] См.: Chandel S. et al. The Golden Shield Project of China: A Decade Later—An in-Depth Study of the Great Firewall // International Conference on Cyber-Enabled Distributed Computing and Knowledge Discovery (CyberC). 2019. P. 111-119. DOI: 10.1109/CyberC.2019.00027.
[6] См.: Sudworth J. China’s hidden camps: What’s happened to the vanished Uighurs of Xinjiang? // BBC. 24 October 2018. URL: https://www.bbc.co.uk/news/resources/idt-sh/China_hidden_camps (дата обращения: 03.07.2020); Gan N., Lau M. China changes law to recognise ‘re-education camps’ in Xinjiang // South China Morning Post. 10 October 2018. URL: https://www.scmp.com/news/china/politics/article/2167893/china-legalises-use-re-education-camps-religious-extremists (дата обращения: 03.07.2020).
[7] Blomberg M. The Social Credit System and China’s Rule of Law // Mapping China Journal. 2018. No. 2. P. 87.
[8] Creemers R. China’s Social Credit System: An Evolving Practice of Control // SSRN Electronic Journal. 2018. URL: https://ssrn.com/abstract=3175792 (дата обращения: 03.07.2020).
[9] Liang F., Das V., Kostyuk N., and Hussain M.M. Constructing a Data‐Driven Society: China’s Social Credit System as a State Surveillance Infrastructure // Policy & Internet. 2018. Vol. 10. Issue 4. P. 426.
[10] Opinions concerning Accelerating the Construction of Credit Supervision, Warning and Punishment Mechanisms for Persons Subject to Enforcement for Trust-Breaking – September 25, 2016 // URL: https://chinacopyrightandmedia.wordpress.com/2016/09/25/opinions-concerning-accelerating-the-construction-of-credit-supervision-warning-and-punishment-mechanisms-for-persons-subject-to-enforcement-for-trust-breaking/ (дата обращения: 03.07.2020).
[11] 最高人民法院关于公布失信被执行人名单信息的若干规定 [Некоторые положения Верховного народного суда КНР касательно публикации информации, содержащейся в Перечне лиц, не исполняющих судебные решения: Принято на 1582-м заседании Комитета Верховного народного суда 1 июля 2013 г.] // URL: https://www.chinacourt.org/law/detail/2013/07/id/146217.shtml (дата обращения: 03.07.2020).
[12] 关于加快推进失信被执行人信用监督、警示和惩戒机制建设的意见 [Заключения относительно ускорения строительства кредитного надзора, механизмов предупреждения и наказания для лиц, подлежащих мерам принуждения за подрывающее доверие поведение] / URL: http://www.xinhuanet.com/politics/2016-09/25/c_1119620719.htm (дата обращения: 03.07.2020).
[13] «В случае неисполнения лицом обязательства, определенного в правовых документах, народный суд может самостоятельно или с помощью работодателя данного лица ограничить его выезд из страны, внести запись в публичную кредитную систему или обнародовать через средства массовой информации факт неисполнения им своего обязательства, либо принять иные предусмотренные законом меры». См.: Civil Procedure Law of the People’s Republic of China (Revised in 2017, updated 2017-06-29) // China International Commercial Court. URL: http://cicc.court.gov.cn/html/1/219/199/200/644.html
[14] Kostka G. Op. cit. P. 1569.
[15] Dai X. Enforcing Law and Norms for Good Citizens: One View of China’s Social Credit System Project // Development. 2020. Vol. 63. P. 41.
[16] В уже упомянутой исследовательской статье С. Дая приводится пример Суна Хэ, китайского гражданина, который, путешествуя летом 2018 г. в скоростном поезде, занял чужое место и отказался его уступать несмотря на настойчивые требования другого пассажира; в итоге за свое некорректное поведение г-н Хэ был не только оштрафован на 200 юаней, но и внесен в черный список пассажиров железнодорожного транспорта, лишившись таким образом возможности покупать билеты на многие железнодорожные рейсы внутри страны. См.: Dai X. Op. cit. P. 39.
[17] Ibid. P. 41.
[18] Creemers R. Op. cit.
[19] Видимо, в русле этого интереса лежит принятие в период действия так называемого «режима повышенной готовности» Федерального закона от 24 апреля 2020 г. № 123-ФЗ «О проведении эксперимента по установлению специального регулирования в целях создания необходимых условий для разработки и внедрения технологий искусственного интеллекта в субъекте Российской Федерации – городе федерального значения Москве и внесении изменений в статьи 6 и 10 Федерального закона “О персональных данных”» // Собрание законодательства РФ. 2020. № 17. Ст. 2701.
Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 20-011-00173.