Р.Р.

Борису Кагарлицкому, известному марксистскому публицисту и учёному, в последние два года вынужденному носить клеймо “иностранного агента” (неизвестных разведок), предъявлено обвинение в оправдании терроризма (ч. 2 ст. 205.2 УК РФ). Сложно это как-то комментировать в отсутствие информации о том, где бдительное око госбезопасности сумело распознать это самое оправдание (по некоторым данным, речь идёт о некой публикации то ли шести-, то ли семилетней давности с анализом дела так называемой “Сети”), однако что-то подсказывает, что фигура для таких обвинений выбрана одна из самых малоправдоподобных, а потому наименее удачных. Кагарлицкий давно не занимается актуальной политикой в смысле какого бы то ни было активизма. Он пишет книги — в основном об истории (как «политике, опрокинутой в прошлое») — и довольно-таки критично, но вполне здраво и без лишней эмоциональной экстравагантности, комментирует текущие политические события.

В нулевые — десятые годы Борис Юльевич был, пожалуй, гораздо известнее и активнее. Мне самому довелось пару-тройку раз присутствовать на его публичных выступлениях… Он воспринимался как легенда, и тогда казалось, что широкая социалистическая партия, не испорченная зюгановским социал-шовинизмом и соглашательством, реально возможна, если её костяк составят такие, как Кагарлицкий. Постепенно, впрочем, розовые мечты о европейской левой, возможной здесь, в наших широтах, уходили в прошлое: сначала стало понятно (мне, а кому-то раньше; а кому-то, может быть, не понятно и сейчас), что европейское левое движение само оказалось то ли в тупике, то ли в авангарде (или арьергарде?) отнюдь не антикапиталистических, а скорее, трансгуманистических процессов, а затем сама российская действительность стала всё нагляднее демонстрировать, что никакой левой культурной гегемонии, «демократического социализма», даже умеренной социал-демократии в России ожидать не стóит. Россия — страна крайностей. Здесь долго запрягают и быстро едут. Здесь не лечат, а лишь откладывают лечение болезней. Откладывают для того, чтобы потом, позднее, выяснилось, что «подмороженная» (по рецептам Константина Леонтьева, русского философа конца XIX в.) страна уже вовсю гниёт, разлагается под видимой снаружи ледяной коркой-фасадом.

Пока мы не знаем, как именно следственные органы собираются обосновывать виновность Кагарлицкого в совершении столь тяжкого преступления, убедительным является лишь смысловой осадок (или остаток): власть (или кто-то, кто действует от её имени) уравнивает с оправданием терроризма, с экстремизмом и пр. страшными вещами саму мысль, коль скоро она хоть как-то свободна. Врагами государства оказываются уже не активисты-смутьяны, не вооружённые до зубов боевики, а мыслители, аналитики, учёные… Оказывается, что мыслить опасно… и может быть даже, опаснее, чем совершать объективированные вовне вредоносные, но политически безупречные / безопасные / нейтральные действия. Во всей этой дурной истории остаётся лишь надеяться на то, что произошла какая-то ошибка, что уголовное дело (если оно действительно имеет место) будет закрыто в самое ближайшее время. Впрочем, надежды призрачны, а куда как более правдоподобным является то, что нас всех готовят к каким-то очередным непопулярным решениям, которые должны резонансом отозваться в широких слоях общества, – и коли так, те, кто принимают решения, уже сейчас озаботились тем, чтобы ликвидировать саму возможность хоть какой-то, свободной от правительственных темников, рефлексии, чтобы в очередной раз не позволить обществу сформулировать и выразить свой ответ, своё отношение к тому, что творится в демократическом и правовом государстве Российской Федерации, в котором, согласно его же конституции, народ является единственным источником власти.