РОМАН РУВИНСКИЙ
Большевистская революция была чудовищна. Она была чудовищно незавершённой и нереализованной. Новые политические формы (советы) не вынесли компромиссного содержания, переполненного пережитками и незавершёнными проектами прошлой эпохи. Мечта о безгосударственном обществе, в котором исчезнет «всякая надобность в насилии над людьми вообще, в подчинении одного человеку другому, одной части населения другой его части» (см.: Ленин В.И., «Государство и революция. Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции». М.: Издательство политической литературы, 1969. С. 117), не осуществилась. Ретроспективно, зная об условиях, в которых вынуждены были действовать революционеры и ведомый ими народ, зная обо всех терниях, через которые пришлось прорубаться, оставляя по пути лучших товарищей вместе с максимализмом иллюзий и надежд, мы можем оценить эту мечту как несбыточную. «Тот, кто делает революцию наполовину, лишь роет себе могилу». Так и получилось: могилу вырыла себе и ленинская партия, и мировое коммунистическое движение, и те народы бывшей Российской империи, которые в 1917–22 гг. взялись за невозможное, а к концу века с готовностью отдали остатки (или даже тени) своей власти лживым карьеристам из партийно-комсомольских структур, безликим бюрократам, бандитам и полубандитам, вновь доставшим из чулана пыльные знамёна национализма (в великодержавно-имперском или, наоборот, в антиимперском, русофобском варианте) и принявшимся строить «капитализм, как у всех».
Проблема в том, что Октябрьская революция лишь обозначила горизонты, а решать в её ходе пришлось совершенно другие вопросы — прежде всего, вопрос трансформации России в современное (модерное) общество. С высоты исторического опыта мы можем сказать, что по большей части эта и сопутствующие ей задачи были решены. …Но сегодня перед обществом стоят уже принципиально иные задачи, и та модель, которую выстраивали с таким трудом, со всеми этими победами и отступлениями, сама уже достигла предела. Мы в тупике. Не только те, чьи предки прошли через социалистический опыт, но вообще все, весь мир. Сегодня можно сколько угодно взывать к призракам национализма и имперскости, напяливать себе на грудь двуглавые орлы (/ трезубцы / кресты / всё, что угодно) или сетовать на недоделанный (неправильно построенный) капитализм, но тупик так и останется тупиком. В этом смысле столь же бесполезны взывание к призракам Октября и реваншистские надежды: в одну реку нельзя войти дважды, опыт прошлого века невозможно и не нужно повторять. Тем не менее, есть опыт, который из тех, прошловековых, событий обязательно нужно извлечь. Это опыт живого непосредственного действия народных масс, опыт прямого правоустановления через политическую форму советов, опыт сопротивления несправедливости и объединения поверх национальных границ, культурных традиций, языков и религий. Не требуется повторять. Особенно обманчивый (но заманчивый) универсализм, доставшийся большевизму в наследство от европейских политических учений Нового времени. Особенно слепое богоборчество. Особенно высокомерное отношение к собственной культуре и истории. Повторять не нужно вообще ничего. Но нужно понимать, что революция всё же приоткрыла великую перспективу: людские множества способны сами решать свою судьбу.
Пока вокруг нас чудовищное неравенство, пока мы вынуждены каждый день — кто за кусок хлеба, а кто за привычный и недурной комфорт — продавать себя и друг друга (и даже убивать себя и друг друга), мы будем возвращаться к опыту той революции. Как возвращаемся к истории восстания Спартака, несмотря на то, что оно не принесло восставшим рабам свободы и долгих дней жизни.
Завершу свою мысль словами из пьесы Бертольда Брехта:
ХВАЛА ДИАЛЕКТИКЕ
Кривда уверенным шагом сегодня идет до земле.
Кровопийцы устраиваются на тысячелетья.
Насилье вещает: «Все пребудет навечно, как есть».
Человеческий голос не может пробиться сквозь вой
власть имущих,
И на каждом углу эксплуатация провозглашает:
«Я хозяйка теперь».
А угнетенные нынче толкуют:
«Нашим надеждам не сбыться уже никогда».
Если ты жив, не говори: «Никогда»!
То, что прочно, непрочно.
Так, как есть, не останется вечно.
Угнетатели выскажутся —
Угнетенные заговорят.
Кто посмеет сказать «никогда»?
Кто в ответе за то, что угнетенье живуче? Мы.
Кто в ответе за то, чтобы сбросить его? Тоже мы.
Ты проиграл? Борись.
Побежденный сегодня победителем станет завтра.
Если свое положение ты осознал,
разве можешь ты с ним примириться?
И «Никогда» превратится в «Сегодня»!
См. также: Государство и революция: сто лет спустя