РОМАН РУВИНСКИЙ

…вновь, в ходе беседы с коллегами, вскрылась вся проблематичность понимания такой универсалии, как «государство». Даже очень образованные люди, с учёными степенями и званиями, склонны осознавать окружающую политическую действительность в терминах цивилизационного противостояния. Это неплохо, но при таком подходе de facto любая попытка сориентироваться в процессах, происходящих вокруг, приводит к необходимости выбора «мы» или «они», «наши» против «ненаших», условно «за русских» или «за немцев». Понятное дело, что при такой постановке вопроса большинство нормальных (скажем так, воспитанных в ценностях хотя бы мало-мальского патриотизма, даже если это патриотизм, сочетающийся с симпатиями к либеральной рыночной экономике) людей выбирают «наших», а не «ненаших» (если не встают на путь предательства — путь, который, разумеется, по-настоящему не принято уважать ни здесь, ни за рубежом), а далее — любая попытка индивидуального политического самоопределения, как и любая попытка политической дискуссии становится бессмысленной, поскольку самоопределяющийся субъект попадает в дурную бесконечность само-собой-разумеющегося: если я за «наших», то любые мои недоумения / недовольства / претензии к «нашим» («нашему» правительству, «нашей» системе государственного управления, «нашей» социалке, «нашему» правосудию и т.д.) оказываются несущественными или, по крайней мере, не должны озвучиваться до тех пор, пока имеет место острая стадия конфликтного противостояния с «ненашими». Дурная бесконечность, отсылающая любой вопрос к одному и тому же началу, — это бесконечность восприятия абстрактного «государства» как безусловной ценности, бесконечность позиции «я гражданин такой-то страны, а потому должен всегда подстраивать свои убеждения под текущую позицию своего правительства». Не трудно заметить, что при таком подходе, если мысленно встать на место гражданина Германии, Франции, США, Бурунди, Гвинеи-Бисау и т.д., правота окажется на стороне соответствующего правительства (Германии, Франции, США, Бурунди, Гвинеи-Бисау…) и, соответственно, неправыми будут правительства тех стран, с которыми условная Бурунди или Гвинея-Бисау в настоящее время конфликтует. Таким образом, справедливость и правота, как и вообще почти любые ценности публично-правового порядка, предельно релятивизируются: всё, выходит, относительно, а потому незачем «сушить мозги», «наверху разберутся», «начальство всегда право, а моя хата с краю»… Но разве это то, что принято называть гражданской позицией?

Что ещё упускается из виду при понимании современности в терминах цивилизационного противостояния? Природа, сущность и актуальная динамика «государства», «государственности» вообще и условно «нашего», «своего» государства, в частности. Те же самые люди, что не так давно ругали российское правительство за пенсионную реформу, низкие зарплаты и финансово-кредитную политику в интересах богатых, сегодня, когда центральной темой общественно-политического дискурса оказалась внешняя политика, превращаются в наиболее стойких сторонников этого самого правительства. Но изменилось ли коренным образом само это правительство из-за того, что оно встало на путь (или оказалось втянутым в) острого конфликтного противостояния каким-то другим правительствам, другим государственным образованиям? Изменилась ли коренным образом социально-классовая база этого правительства, этого государства? Представляется, что нет. И далее — может ли так быть, что во внешнеполитическом аспекте один и тот же правящий / политический класс добивается справедливости, социального мира, всеобщего процветания и т.д., а во внутриполитическом аспекте эту самую справедливость (как социально-уравнивающую, так и формально-юридическую) ставит под вопрос? Конечно, всё может быть, чем чёрт не шутит… однако, такая картина мне лично кажется маловероятной… Кому интересно, можно ведь развернуть этот вопрос и в другую сторону: сегодня, в условиях того, что со стороны видится (подчёркиваю — видится!) как цивилизационное противостояние России с «Западом», этот самый «Запад» репрезентует себя в публичном дискурсе как поборник международного мира и возврата к соблюдению междунарно-правовых принципов уважения суверенитета и территориальной целостности, но много ли справедливости (прежде всего, в социально-уравнивающем смысле, но также и в смысле формально-юридическом) мы можем распознать в решениях и действиях самих «западных» правительств, когда речь касается их международного влияния, их бывших или фактических колоний, их внутренней стабильности перед лицом недовольства со стороны собственных же граждан? Много ли законности в секретных тюрьмах a la Гуантанамо, рассеянных по всему «западному» свету, и принципиально ли они отличаются от тайных зинданов в одной из республик на российском Северном Кавказе? Российская пропаганда все эти кейсы использует в свою пользу, и вполне законно, надо сказать, однако нож подлинного политического вопрошания может и должен быть обоюдоострым: нацеливая тезис против конкурента, можно ненароком ударить этим тезисом себя же…

Карл Шмитт, немецкий правовед прошлого века, вошёл в историю политической мысли, предложив своё знаменитое понимание политического как деятельностной сферы, в рамках которой происходит принципиальное размежевание «друзей» и «врагов». Судя по всему, и он сам, и большинство его читателей сегодня склонны понимать этот тезис как тезис о цивилизационном противостоянии государств. Но если как следует подумать, мы ведь не знаем, чем в действительности является государство не как абстрактная универсалия, а in concreto, и — что ещё важнее! — не знаем, какое место сами занимаем в этом диспозитиве / аппарате власти. Начитанный книжник, преподаватель какой-нибудь политологии или основ юриспруденции, должен сказать, что государство — это великая ценность, соединение всех живущих на определённой территории людей под единым общим руководством, на основе единых общих законов, и т.д. С теоретико-формальной точки зрения, это в целом верно, но такое определение грешит абстрактностью и так и не даёт нам понимания нашего места, нашей роли в рамках конкретного государственного образования.

Я убеждён, что нам следует оттеснить наши цивилизационные представления на второй план, а на первый план вывести социально-классовый анализ государственной системы, диспозитива государства. Это, на самом деле, гораздо более трудная задача, чем может показаться на первый взгляд. И речь вовсе не о повторении под тем или иным соусом советской, насквозь пропитанной идеологией (как формой ложного сознания, по Марксу), политологии или теории государства и права. Советская политико-юридическая наука примерно с 1930-х гг. лишь имитировала классовый анализ, на деле же — в специфической форме (с цитатами из Маркса, Энгельса и Ленина, с реверансами в сторону классовой теории и своеобразным вокабуляром «буржуазного», «пролетарского», «оппортунистического» и т.д.) утверждала цивилизационный подход, советскую геополитику, обосновывавшую, что нет, де, на земном шаре более прогрессивного и справедливого государства, чем СССР (соответственно, критика недостатков советского строя извне или изнутри должна была оцениваться как объективно реакционная, буржуазная, фашистская и т.п.). Это объясняет кажущийся парадокс: как и почему советская / российская социально-гуманитарная наука и образование так удивительно быстро и легко, «по требованию» и в духе изменений «генеральной линии» (партии и правительства) перерождается из «социалистической» в «демократическую», а из «демократической» в «антизападную» / «традиционалистскую» / «цивилизационистскую» (нужное подчеркнуть). Как ни странно, дело даже не в нечистоплотности и беспринципности отдельных представителей отечественной профессуры, а в том, что глубинно структуры социально-гуманитарного академического дискурса не подверглись принципиальной ревизии (меняются лишь формы, отдельные лозунги, атрибуты), а также в том, что (sehr wichtig!) функция такого социально-гуманитарного знания у нас (про европы не берусь судить, т.к. для этого нужно находиться в некоторой степени «внутри», хотя мне со стороны кажется, что там в этой области несколько по-другому обстоят дела) в последние сто лет состояла не столько в объяснении, формировании понимания, моделировании будущего (=социальное знание как основа и инструмент для последующей социальной инженерии) и т.д., сколько в оправдании сущего (=социальное знание как апология того, что уже решено и сделано).

Итак, социально-классовый анализ современной государственности — это анализ государства как ансамбля, диспозитива властвующих социальных групп; выявление их связей друг с другом, конкретных персоналий и их родословной; определение их интересов (краткосрочных и долгосрочных); выявление их влияния на те или иные элементы в механизме государства (условно — силовой блок, финансы, внутренняя политика, внешняя политика, etc.). Поскольку мы живём в мире, в котором функционирование национальных экономик определяется в значительной степени состоянием глобального рынка, мы должны также выявить связи социальных групп, властвующих здесь, «у нас», на уровне отдельного конкретного государства, с социальными группами, занимающими аналогичные позиции там, «у них», в т.ч. в так называемых «недружественных странах». Мы, опять же, должны выявить структуры и социальные страты глобальной бюрократии и глобального капитала, отдавая себе отчёт в том, что глобальный (или транснациональный) капиталистический класс или глобальная бюрократия ООН, ВОЗ, FAO, МВФ, Всемирного Банка и пр. подобных организаций не является единой, полностью гомогенной, а может быть разбита в соответствии с определёнными интересами.

Когда это будет сделано (а это громадный и сложный путь!), нам многое станет понятнее. Нам многое станет понятнее уже в процессе, при движении на этом пути. Вполне может оказаться, что в действительности нет никакого противостояния России и «Запада», «Запада» и «Востока». Может оказаться, что каждое правительство лишь использует наиболее простой и понятный язык национализма и цивилизационизма для того, чтобы граждане соответствующих стран не задавали лишних (острых и точных) вопросов, чтобы и дальше не видели и не желали увидеть своих подлинных хозяев, чтобы благодушно-покорно смирялись с уготованной для них судьбой… Судя по всему, сегодня в положении обманутых ослов находимся мы все — россияне и украинцы, китайцы и американцы, жители стран ЕС и жители стран Африки… Более того, среди сегодняшних «ослов» — не только курьер из службы доставки, строитель-гастарбайтер или заводской рабочий, но также весьма состоятельные предприниматели (мелкий и средний бизнес), наёмный корпоративный менеджмент коммерческих компаний, госслужащие (в т.ч. служащие полиции и армии, ведь они тоже не должны задаваться вопросами целеполагания, а должны лишь исполнять приказы свыше).

…В этой заметке, которая из короткой реплики разрослась до довольно-таки обширного текста, нет доказательств, а есть только мои интуиции. Но эти интуиции являются плодом длительной рефлексии и очерчивают направление будущих исследований. Любое знание начинается с удивления и сомнения… Надеюсь, этот текст смог пробудить удивление или сомнение хотя бы в ком-то из его читателей.